My Items

​

Монмартр. Пляс Пигаль. Ночи напролет вертятся лопасти «Мулен Руж», вертятся толпы приезжих, вертится мир в бешеном неоновом канкане. Совсем другое дело — серое парижское утро всего в нескольких сотнях метров от «Красной Мельницы», на кладбище Монмартр.
Здесь нет ярких красок. Тихо. Моросит. Редкий турист заглянет сюда в такой промозглый осенний день. Мы гуляем наугад.

Гешефт

В Кременчуге, что в Полтавской губернии, в бедной еврейской семье жил мальчик Моня Кац. Мальчик вырос и уехал учиться живописи в Париж. На самом деле и семья была не бедной, и в Париж тогда было поехать трудно, но можно. Там уже ждали Шагал, Модильяни, Иссахар-Бер Рыбак (привет городу Кропивницкий) и вся Парижская школа.

Эго-н

Шиле был прекрасным пейзажистом, но мы его любим не за это. Впрочем, за это тоже. Я впервые вживую увидел пейзажи Шиле в Вене и хочу честно признаться, что они впечатлили меня сильнее, чем оригиналы Климта, хотя в музеи я изначально шел именно на учителя, а не на его ученика.

Лебеди

Я не помню, как звали того парня, но для удобства повествования буду называть его Володей. С Володей мы лежали в хирургическом отделении на четвертом этаже Харьковского областного диспансера радиационной защиты населения, который в народе прозвали «Чернобыльской больницей». Была середина ноября тысяча девятьсот девяносто шестого года. В просторной комфортабельной палате с телефоном, холодильником и выходом в совместную с соседней палатой ванную комнату нас лежало двое. Такая роскошь объясняется тем, что больница раньше была «обкомовской» — в ней лечились советские номенклатурные работники и их семьи, — но после катастрофы 1986 года туда стали принимать ликвидаторов аварии на ЧАЭС и эвакуированных из населенных пунктов зоны отчуждения. Со временем, после девяносто первого года, больница потеряла часть тех преимуществ, которые ей давал особой статус, но опытный персонал и государственные дотации какое-то время еще позволяли ей оставаться одной из лучших городских клиник.

Утро в разноцветных горах

Каждую субботу, а иногда и чаще, мой пёс выводит меня на прогулку в горы. Я беру нам воды, ему угощения, себе плеер, и мы отправляемся в путь. Выходить я люблю до рассвета, чтобы застать тот недолгий промежуток времени, когда серые в рассветных сумерках горы с первыми лучами солнца начинают окрашиваться в разные цвета. Пока идем по городу, я слушаю музыку, но как только пересекаем окружную дорогу и выходим на тропинку, тянущуюся по дну вади, я выключаю плеер.